С. Т. Ахаев

 

Познавательная и языковая природа термина

 

Современная общественно-политическая ситуация и состояние национальных языков СНГ, факт провозглашения их государственным языком предполагает и предопределяет переоценку многих теоретических и практических положений, сформированных в эпоху советской науки и служивших базой языкового развития и политики в СССР. Прежде всего это касается терминологической системы национальных языков. Развитие научно-практических представлений о социальном значении языка и науки требует более широкого подхода к вопросам терминологии. Раньше термин, как специфическая лексика различных сфер науки и производства, представлял собой сугубо узкую проблему этих отраслей и рассматривался чаще всего вне языка и общества, т.е. носителей языка. Теперь же, во-первых, все более проясняется тот факт, что терминология является основным источником обновления и пополнения лексического фонда языка. Во-вторых, в связи с ускорением процесса внедрения достижений науки в жизнь, с развитием наукоемких технологий и производств и с повышением образовательного уровня, термины все интенсивнее выходят за пределы понятия “специфическая лексика” и становятся достоянием и средством общения широкого круга общества.

 В советский период проблемам языка и терминологии было уделено огромное внимание и терминология была не только объектом научных изысканий, но имела и важное политическое значение. Тем не менее в ней особо не рассматривались или рассматривались односторонне такие животрепещущие вопросы, как: место и значение термина в языке и жизни общества; актуальность их мотивированности и понятности как можно большему кругу носителей языка; допустимая доля иностранных слов в национальном языке и его терминологической системе, что  важно “для разумного применения принципа использования национального и интернационального источников”1; для кого и для удовлетворения каких потребностей создаются термины и каковы критерии правильности их?

Позиция и деятельность национальных ученых в этом направлении проявлялась только в замене одних принципов создания термина другими или же в перестановке их по степени важности, что было отражением ускорения политического курса партии по созданию “условий для слияния наций в одну общую культуру с одним общим языком”2. Однако все эти замены и перестановки никак не отражались и не имели никакого значения в практике, и вся работа по терминологизации казахского языка проводилась в свете реализации названных идей и по отношению к иностранным терминам заключалась только в механическом переносе их без перевода и каких-либо изменений.

Как показывает анализ содержания терминологических словарей и научно-технических литератур3, несмотря на широкомасштабное развитие всех отраслей и особенно науки в Казахстане, можно сказать, что не был создан ни один термин, образованный из слов-корней казахского языка, за исключением некоторых общенародных бытовых понятий, как аялдама (остановка), балмуздақ (мороженное), жағажай (пляж), саяжай (дача), жылыжай (теплица) и т.д.

Поэтому, несмотря на тривиальность, указанные вопросы, являющиеся первостепенными в упорядочении терминологической системы национального языка, до сих пор остаются нерешенными.

Среди этих вопросов базовым является вопрос: «Каковы цели и задачи, для кого и чего создается терминология в национальном языке?» Например, в советской науке таких базовых целей, предопределяющих решения вопросов разработки терминологии, было несколько. Это: интересы всеобщей науки; “унифицированное употребление термина в нескольких языках или в международном масштабе”4; “важность латинских и греческих терминов, получивших наибольшее распространение”5; всесоюзная стандартизация научных и отраслевых понятий; “возможность непосредственного (без языковой преграды) общения специалистов”6; важность краткости термина7; интернациональность научных достижений; развитие международных научно-технических связей; важность “межъязыкового и межнационального сближения терминологии различных народов”8; общепринятость интернациональной терминологии; не допущения обеднения содержания и искажения9 значения и изуродования10 международной терминологии; “не возможность развития языков без заимствования”11; “необходимость развития литературных языков в тесной увязке с перспективами коммунистического строительства”12; обеспечение “возможности языка обслуживать возросшие потребности населения национальной республики”13; возможность и необходимость “усовершенствовании и дифференциации национальной терминологии с помощью интернациональной терминологии”14; понятность термина; обеспечение терминологизации национального языка и превращения его в научный язык; сближение национальной науки с всемирной; повышение культуры народов и ознакомление их с достижениями передовой науки и т.д.

Следует отметить, что при этом понятность термина, функциональное развитие языка рассматривались как бы вне самого языка и его носителей. Обычно полагается, что терминам не обязательна языковая мотивированность, так как они уже мотивированы тем, что входят в систему научных понятий. Поэтому, несмотря на наличие пяти возможных эквивалентов, считалось правильным и лучшим вариантом заимствовать в бурятский язык слово “условие”, так как оно “тем более было понятно бурятам”15. Также считалось “понятным для всех” и “не нуждалось в переводе в адыгские языки”16 слово “единоличник”. Или же заимствования не только “точно обозначали выражаемого понятия”, но бывали “иногда даже более определенными, чем термины, созданные на родной почве”17. А развитие языков и их научных стилей представлялись не как названия их понятия средствами национальных языков, а как придание им оттенка научности посредством введения иностранных терминов. Задачи “государственной стандартизации научной и технической терминологии”18 также противоречили самобытному развитию национальных языков. В естественных условиях язык развивается путем раскрытия своих внутренних возможностей. Научные понятия должны служит стимулом и источником развертывания словарных и семантических потенциалов языка, а не преградой им, посредством введения вместо них готовых, но чуждых природе языка иностранных слов. 

Кроме того, явления многозначности, синонимичности, образности и эмоциональности, являющиеся естественным свойством общей лексики, оценивались отрицательно для терминологии и это послужило научной основой преимущества условных иностранных слов и не годности неизбежно многозначных, синонимичных, мотивированных и имеющих много ассоциативных связей национальных слов, способных быть названием научных понятий. Хотя, надо сказать, эти явления не только характерны для терминологии, но и присутствуют и реально функционируют во всех терминологических словарях.

Как видим, все перечисленные мотивы требования к терминам представляют интересы всеобщей науки, отдельных отраслей и специалистов, призваны к созданию единой языковой и информационной среды, развитию и расширению сферы функционирования иностранных слов. С другой стороны, создается впечатление, будто терминология национальных языков стала проблемой всеобщей науки, понятностью термина больше заинтересована и обеспокоена международная научная общественность, нежели национальные ученые.  

Однако терминология, служащая для выражения научных понятий на родном языке, создается только для нужд этой нации. Поэтому она прежде всего должна оцениваться с позиции интересов национальной политики. Говоря об интересах нации по отношению к терминологии, нельзя ее сужать до уровня потребности науки, официального и служебного общения ученых и специалистов. Во-первых, без языка и его носителей не может быть и речи о научном языке и терминологии, о национальной науке и ученых. Не было бы и никакой необходимости создавать специальную терминологическую систему для малого круга ученых и специалистов. Во-вторых, функционирование большей части терминологии строго не ограничено, точнее, их ограниченность носит условный, временный характер.

А само понятие, интересы национальной политики, объединяющие в себе все возможные требования к термину и его функциональным сущностям, состоит из интересов и требований, вытекающих из познавательных и образовательных потребностей наций, т.е. всего населения, из необходимости дальнейшего развития национального языка, а также из потребности национальной науки и мысли. То есть термины, как единицы языка, вид лексики, должны удовлетворять всем требованиям, предъявляемым к слову со стороны языка и стимулировать расширение его функциональных возможностей. А как средство научного общения должны удовлетворять условиям экономичности, точности значения, доступности и выразительности понятия, т.е. быть “меткими, доходчивыми, легко запоминаться и осваиваться”19.

Термин, как носитель научной и познавательной информации, является первоисточником формирования и повышения знания общества, служит базой и гарантом их социальной активности и реализации естественных прав, связанных с образованием. “Наука, чтобы действительно влиять на жизнь общества, требует ясного выражения, точной передачи мысли средствами данного языка”20.

В принципе, все указанные истоки формирования критериев правильности термина предопределены его функцией и местом в обществе. А это, в свою очередь, является отражением социальной миссии науки. В обыденном и общественном сознании наука воспринимается как вид и система деятельности, направленная на создание и изобретение новых технологий или же как умственное развлечение, не доступное и чуждое большинству. Не секрет, что такое представление преобладает и в научных суждениях. Хотя наука, развивающаяся под девизом: “человек познай себя”, имеет гуманистическое начало, и ее главная роль заключается в обеспечении духовного развития человека, а не материальном обогащении человечества или быть специфическим видом деятельности, изолированного от общества. Для реализации этой миссии наука должна быть доступной. И это осуществляется не посредством каких-либо наукообразных знаков и ни только специальными образовательными системами, а посредством всем доступного языка, являющегося фоном общественного сознания. Следует заметить, что быть носителем и гарантом определенного уровня знаний - есть один из важнейших функций языка. Но для этого все слова и термины должны быть понятными. Если новое слово будет понятным для языка, это значит, есть все основания ожидать понятности его для носителей языка. Нет сомнений, что какими бы не были сложными все научные понятия, образованные средствами родного языка, они будут прозрачными для восприятия. Идеи и замыслы этих терминов будут примерно и безошибочно угаданы большей частью носителей языка по облику слов и полностью не понятны всем другим, кто не владеет данным языком. Это обеспечивается их ярко выраженной, видимой или скрытой мотивированностью.

Мотивированный термин отличается ни только понятностью, но и быстрым и правильным направлением мысли. Напротив, иностранные слова являются условным знаком понятий и не имеют никаких связей со своим объектом. Никак не раскрывая сущность понятий и не вызывая никаких ассоциативных связей в нашей памяти, эти термины могут только сдерживать восприятие речи. Для воспоминания таких понятий нам требуется определенное время и усилие мыслительного процесса. В связи с этим можно с уверенностью сказать, что все иностранные слова для нас являются условными и посредством их никак не возможно создать мотивированный термин, напоминающий само понятие. Их можно осваивать только силой памяти. Говоря словами П.Торона, они представляют “чужой мир”. “Чужое слово ставит перед человеком особую задачу понимания этого слова (такой задачи в отношении собственного слова не существует или существует в совсем другом смысле)”21.

Нам также не известны внутренние структуры очень многих слов родного языка. Мы, может быть, никогда не узнаем, почему земля называется землей, небо - небом. Но мы никогда не задаемся вопросом и не сомневаемся в их безупречности. Поэтому мы не согласны с тем,  что “к числу нейтральных терминов принадлежат и термины, построенные из элементов своего языка, в которых буквальное значение в настоящее время отчетливо не распознается”22.

Обычно термин определяется как лексика узкого круга специалистов, что правильно отчасти. В сущности мы не можем абсолютно точно или даже приблизительно определить сферу функционирования большинства терминов. В зависимости от актуализации определенных понятий или отраслей и от уровня образованности общества почти все термины попадают в сферу более или менее широкого употребления. Например, несколько десятков терминов химии (реакция, молекула, атом, валентность, эквивалентность, ион, анион, катион, диссоциация, ароматичность, бензол, эфир, кетон, альдегид, сульфат, фосфат гидрат, полимер, олигомер и т.д.) изучаются уже в школе. А если судить по содержанию толкового словаря казахского языка или национальной энциклопедии, полагаемой самой народной книгой, то в них изобилуют те же термины, “предназначенные” для узкого круга. Например, аббревиатура, абберация, абитуриент, абсолют, абстракция, абсцисса, авангард, авантюра, автократия, автол, автоматика, автономия, автопилот, авторитарный, агломерат, агрегат, адаптация и т.д. в толковом словаре,  ДНК, РНК, АТФ, протеин, акарицид, гербицид, инсекцид, инжекция, индукция, дедукция, инкивизация, флокуляция, флотация, амфолиты, ализарин, поликондесация, полиакрил, стирол и т.д. в новой энциклопедии.

Ограничить и отграничить пути терминов в языке и распределить их по значимости употребления будет все более трудной задачей. Во-вторых, если даже будет оправдана предназначенность терминов для узкого круга специалистов, то это не повод быть безразличным к понятности и правильности термина. В идеале все новые образования, независимо от их принадлежности к каким-либо группам слов, должны составляться в соответствии со словообразовательной системой языка. И этим снялась бы вся проблема, связанная с понятностью и сферой функционирования терминов. Точная или примерная понятность термина неспециалисту не противоречит и не повредит его точности и понятности по отношению к специалисту. К примеру, слова воздух, вода, соль для простых людей имеет одно, а для специалиста - два значения и термин для неспециалиста может быть средством познания, а для специалиста - средством как познания, так и коммуникации.

Термин, как единица языка, не может противоречить и не соответствовать системе языка как в фонетическом, так и в семантическом плане. Как говорит Д.С.Лотте, “все языки пока они в здоровом состоянии имеют естественное побуждение отстранить от себя чужое” и “нет народа способного к развитию всех звуков ...что справедливо о звуках, то еще более относиться к словам”23. В естественной ситуации лексическое обновление и пополнение языка происходит только путем семантического и словообразовательного видоизменений. Новые слова должны образовываться на основе старых, существующих слов и посредством словообразовательных элементов языка, что будет безусловной предпосылкой их семантической и структурной (морфологической) соотнесенности с системой языка. Это будет выражаться в схожести и гармонизации внешнего облика нового образования с разными словами языка, что облегчает и обусловливает системное восприятие на основе общих, однотипных или противоположенных черт. Например, новые слова жиынды (скраб), итжандылық (живучесть), осиртки (аукцины), кылтамыр и кылтутик (капилляр) созвучны существующими в языке словами уйинди-киынды-узинди, ултжанды-балажан-катынжанды, есиртки, кылкопир-кылкалам-кылтамак-кыларкан-кылкобыз-куретамыр-коктамыр-тамыр. Как видим, все составляющие компоненты новых слов, как корни, так и словообразовательные суффиксы, в казахском языке существуют веками, глубоко познаны и как бы впечатаны в память носителей языка, что обеспечивает автоматическое восприятие значений новых слов.

Следует отметить, что схожесть внешнего облика слов не будет иметь никакого смысла, если она не является отражением внутреннего, семантического взаимоотношения слов, природы и степени близости, соразмерности этих понятий. Например, несмотря на высокую схожесть, термины альбатрос, альбедо, альбигойцы, альбиция, альбом, альвеолы, альгвасил, альгийциды, альграфия, альдегид не имеют ничего общего и в данном случае их облик сыграет только дезориентирующую роль.

Семантическая же системность слов проявляется разноплановой скрещенностью их семантических полей. Например, слова мумкиндигинше, мейлинше, колдан келгеше являются синонимами, но мумкиндик и мейли имеют разную семантику. Точно также мумкин, балки, сира, ыктимал и мумкиндик, шама, куат, алеует образуют два разных ряда синонимов. В парах есимдик-етистик, есимше-косемше, зат есим-сын есим корень есим входит в несколько семантические системы.

Надо сказать, иностранные слова и по внешнему облику, и по внутреннему содержанию не могут войти в координационное взаимодействие с языком и ни как не удовлетворяют требования системности лексики, являющейся одним из важных характеристик пространственной и временной (исторической) целостности и компактности языка.

Необходимость формирования и строгого соблюдения лингвистических требований к терминологии обусловлена также тем, что многие термины, как и простые слова национального языка, входят в состав основного словарного фонда языка. Например, в настоящее время термины анализ, синтез, фон, форма, газ, метод, теория, практика, металл и сложные термины, образованные с помощью корней авто, гидро, био, гео, агро и т.д., входят в состав основных понятий казахского языка. Кроме того, сегодня терминологическая лексика отличается актуальностью и высокой частотой употребления, и она может сильно воздействовать на фонетическое, грамматическое и коммуникативные системы языка. Поэтому язык “не может быть равнодушным” к качеству терминологии.

Одним из требований языка к терминологии является не только развитие словообразовательных средств словарного фонда языка, но и  развертывание накопленных веками и скрытых в “кожуре” слов различных групп, называемых архаизмами, диалектами и профессиональной лексикой. Эти семантические разнообразия являются культурным достоянием, передаваемым из веков посредством слов и звуковых комплексов, продуктом умственной деятельности и вековых переживаний целого народа. Введение их в мыслительный и языковой оборот является ни только лингвистической, но и философской, культурологической, политической, экономической, психологической, педагогической проблемой. Например, слово ала в казахском языке имеет несколько значений, т.е. нескольких сем, из которых известна и актуальна только одна сема, а остальные не актуальны, не зафиксированы в языковой практике, не могут быть воспроизведены самостоятельно и находятся в пассивной памяти носителей языка. Первое же значение отражает нерегулярное чередование черного и белого цвета, второе - такое же чередование различных и, может быть, более двух цветов, третье - такое же чередование различных  явлений или предметов (алауыз, алаколсыз мырза еди, алакуйын). А в химии  имеется термин гетероциклические соединения, сущность которого заключается в различном чередовании в цикле атомов бора, азота, фосфора, серы, хлора и т.д.  В связи с этим этот термин был переведен как алатуйык косылыстар, алатизбекти косылыстар (гетероцепные соединения). И этим была, во-первых, раскрыта и точно передана сущность понятий, во-вторых, актуализирована и введена в оборот скрытая сема слова ала.

Главным условием совершенства языка является непрерывное развитие, и сегодня язык может развиваться под воздействием его носителей и специалистов. В целом, одним из основных способов развития языка служит словообразовательное и семантическое развертывание, что ставит задачу называния новых понятий посредством своего языка. И в этом отношении введение готовых иностранных слов не может влиять и стимулировать развитие языка. В принципе, язык никогда не может оставаться таким, каким был раньше. То есть он находится в непрерывном изменении. Непрерывное изменение можно оценить как формой, так  и условием жизни и существования языка. Но при этом язык может ни только развиваться, но и сбиться со своего пути, постепенно терять свою гибкость и целостность, становиться “неуклюжим”. Критерием развития или разрушения языка может служить изменение его по отношению к своей природе и духу, на основе своих средств или наоборот. Соотношение исконных, иностранных слов и интенсивность изменений в языке также могут быть индикатором его прогресса или регресса.